Empire V [= Ампир В ] - Виктор Пелевин

— Да, - сказал я растеряно. - И это тоже правда… Очень точно сказано.

— Вспомни какую-нибудь вещь, - сказал Брама, - про которую знаешь только ты. Любую. И задай мне вопрос - такой, ответ на который знаешь только ты.

— Хорошо, - сказал я и задумался. - Ну вот например… У меня дома на стене висел веер - вы про него только что говорили. Каким образом он был прикреплен к стене?

Брама прикрыл глаза в прорезях маски.

— Приклеен. А клей был намазан буквой "Х". Причем это не просто крестик, это именно буква "Х". Имелось в виду направление, куда должна была пойти мама, которая повесила веер над кроватью.

— Как…

Брама поднял ладонь.

— Подожди. А приклеил ты его потому, что веер стал казаться тебе собакой-вампиром, которая кусает тебя по ночам. Это, конечно, полнейшая ерунда. И даже оскорбительно по отношению к настоящим вампирам.

— Как вы это узнали?

Брама встал с дивана и подошел ко мне. Пальцем откинув черную тряпочку, он открыл рот. У него были темные прокуренные зубы - крепкие и крупные. Я не увидел ничего необычного, только клыки, пожалуй, были чуть белее, чем остальные зубы. Брама поднял голову так, чтобы я увидел его небо. Там была какая-то странная волнистая мембрана оранжевого цвета - словно прилипший к десне фрагмент стоматологического моста.

— Что это? - спросил я.

— Там язык, - сказал Брама, выделив это слово интонацией.

— Язык? - не понял я.

— Это не человеческий язык. Это душа и суть вампира.

— Им вы все узнаете?

— Да.

— А как можно узнавать языком?

— Объяснять бесполезно. Если ты хочешь понять это, тебе надо стать вампиром самому.

— Я не уверен, что мне хочется.

Брама вернулся на свой диван.

— Видишь ли, Рома, - сказал он, - всеми нами управляет судьба. Ты пришел сюда сам. А у меня очень мало времени.

— Вы собираетесь меня учить?

— Не я, - сказал Брама. - Учителем выступает не личность вампира, а его природа. А обучение заключается в том, что вампир кусает ученика. Но это не значит, что любой человек, которого укусит вампир, становится вампиром. Как говорят в плохих фильмах, хе-хе, такое бывает только в плохих фильмах…

Он засмеялся собственной шутке. Я попытался улыбнуться, но это получилось плохо.

— Существует особый укус, - продолжал он, - на который вампир способен только раз в жизни. И только в том случае, если захочет язык. По традиции, это происходит в день летнего солнцестояния. Ты подходишь. Мой язык перейдет в тебя.

— Как это - перейдет?

— В прямом смысле. Физически. Хочу предупредить, что будет больно. И сразу, и потом. Ты будешь плохо себя чувствовать. Как после укуса ядовитой змеи. Но постепенно все пройдет.

— Меня никогда не кусали ядовитые змеи, - сказал я. - А вы не можете найти себе другого ученика?

Он не обратил на эти слова внимания.

— Ты можешь на время потерять сознание. Твое тело одеревенеет.

Возможно, будут галлюцинации. Их, впрочем, может и не быть. Но одна вещь произойдет обязательно.

— Какая?

— Ты вспомнишь всю свою жизнь. Язык будет знакомиться с твоим прошлым - он должен знать о тебе все. Говорят, нечто похожее бывает, когда человек тонет. Но ты еще совсем молод, и тонуть будешь недолго.

— А что в это время будете делать вы?

Брама как-то странно хмыкнул.

— Не волнуйся, - сказал он. - У меня есть тщательно продуманный план действий.

С этими словами он шагнул ко мне, схватил меня рукой за волосы и пригнул мою голову к плечу. Я ожидал, что он укусит меня, но вместо этого он укусил сам себя - за палец. Его кисть сразу залило кровью.

— Не шевелись, - сказал он, - тебе же лучше будет.

Вид крови напугал меня, и я подчинился. Он поднес окровавленный палец к моему лбу и что-то написал на нем - несколько раз он отрывал руку, чтобы дать крови натечь на палец. А затем без всякого предупреждения впился зубами мне в шею.

Я закричал, вернее, замычал - он держал мою голову так, что я не мог открыть рта. Боль в шее была невыносимой - словно сумасшедший зубной врач вонзил мне под челюсть свое электрическое сверло. Была секунда, когда я решил, что пришла смерть, и смирился с нею. И вдруг все кончилось - он отпустил меня и отскочил. Я чувствовал на своей щеке и шее кровь; ей была измазана его маска и тряпка, закрывавшая рот.

Я понял, что это не моя кровь, а его собственная - она текла из его рта по шее, по груди, по его красному халату, и густыми каплями падала на пол. С ним что-то случилось - можно было подумать, искусали не меня, а его.

Шатаясь, он вернулся на свой красный диван, сел на него, и его ноги быстро заелозили взад-вперед по паркету.

Я вспомнил фильм Тарковского "Андрей Рублев", где показывали старинную казнь - монаху заливали в рот расплавленный металл. Все время перед экзекуцией монах страшно ругал своих палачей, но после того, как они влили металл ему в глотку, не произнес больше ни слова, и только дергался всем телом. Страшнее всего было именно его молчание. Таким же страшным показалось мне молчание моего собеседника.

Не переставая дрыгать ногами, он сунул руку в карман халата, достал маленький никелированный пистолет и быстро выстрелил себе в голову - в бок цилиндрической маски, скрывавшей его лицо. Его голова качнулась из стороны в сторону, рука с пистолетом упала на диван, и он замер.

Тут я почувствовал в своей шее, под челюстью, какое-то слабое движение.

Больно не было - словно мне вкололи анестезию, - но было противно и жутко. Я уже терял сознание, и происходящее ощущалось все слабее. Меня неудержимо клонило в сон.

Брама сказал правду. Мне стало грезиться прошлое - словно в голове обнаружился маленький уютный кинозал, где начался просмотр документального фильма про мое детство. Как странно, думал я, ведь с самого начала я боялся вампиров…

С рождения я жил вдвоем с матерью в Москве, в доме профкома драматургов у метро "Сокол". Дом был высшей советской категории - из бежевого кирпича, многоэтажный и как бы западного типа. В таких селилась номенклатура ЦК и избранные слои советской духовной элиты - вокруг всегда было много черных "волг" с мигалками, а на лестничных клетках в изобилии встречались окурки от лучших американских сигарет. Мы с матерью занимали небольшую двухкомнатную квартирку вроде тех, что в закатных странах называют "one bedroom".

В этой самой bedroom я и вырос. Моя комната задумывалась архитектором как спальня - она была маленькой и продолговатой, с крохотным окном, из которого открывался вид на автостоянку. Я не мог обустраивать ее по своему вкусу: мать выбирала расцветку обоев, решала, где должна стоять кровать, а где стол, и даже определяла, что будет висеть на стенах. Это приводило к скандалам - однажды я обозвал ее "маленькой советской властью", после чего мы не говорили целую неделю.